При этих предва­ри­тель­ных упражнениях всегда особенное внимание обращалось на то, чтобы новобранец, стремясь нанести рану, сам не открывал ни одной части своего тела и не подставлял её для уда­ра. Кроме того, они учились бить так, что не рубили, а кололи. Тех, кто сра­жался, нанося удаp рубя, рим­ля­не не только легко победили, нo даже осмеяли их. Удар рубя­щий, с какой бы силой он ни падал, не часто бывает смертельным, так как жиз­ненно важные ча­сти тела защищены и оружием, и костями; наобо­рот, при колющем ударе доста­точно вонзить меч на два дюйма, чтобы рана оказалась смертельной, но при этом необходимо, чтобы то, чем пронзают, вошло в жизненно важ­ные органы. 3атем, когда наносится ру­бящий удар, обнажают­ся правая рука и правый бок; колющий удар на­носится при прикрытом теле и ранит вра­га рань­ше, чем тот успеет заметить». После приобре­тения новичком первых необходи­мых навыков опытный боец занимался их совер­шенство­ва­ни­ем в отношении умения пользовать­ся щитом или наручем для отражения нападения, не раскрываться в бою, парировать неожидан­ный выпад против­ника или ловко уклоняться от него. На показательных поединках тщательно разбирались ошибки и промахи учеников. Несколько удачно проведенных сражений давали им право перейти в категорию ｫветерановｻ. Гла­диаторов каждого типа разделяли в соответствии с их силой и умением на пять рангов-палусов. В эпитафиях родные или друзья никогда не забыва­ли упомянуть, что умерший был гладиатором высших первого или второго ранга. При жизни это повышало его рыноч­ную стоимость, которая определялась подробными за­писями по каждо­му бойцу, которые использовали при составлении программы игр.

Сохранился текст закона императора Марка Аврелия 177 Г., где указаны предельные цены на гладиаторов, проставленные в сестерциях. Эта основная расчетная единица Римской империи представляла тогда собой монету из аурихалка (латунь) весом около 27 г. Одна золотая монета (ауреус) весом 8,19 г. разменивалась на двадцать пять сере­бря­ных денариев или на сто сестерцие­в. Чтобы составить представление об его покупа­тельной способности, укажем такие цифры: пятисот сестерциев крестьянской семье вполне хватало, чтобы прокормиться в течение го­да, а две тысячи стоил раб, необученный никакому ремеслу. Для начала закон Марка Аврелия предусматривал, чтобы на каждом пред­ставлении рядовые гладиаторы стоимостью от од­ной до двух ты­сяч сестерциев сос­тавляли не менее по­ловины от общего числа участ­ников. Опытные глади­аторы, в зависимости от разряда, ценились го­раздо дороже - от трех до пятнадцати тысяч сестерциев. И все же раз­ни­ца в стоимости бойцов была не слишком боль­шой, особенно если срав­нить гонорары современных футбольных звезд и рядовых спортсме­нов. Сами выступления гладиаторов в провинциальных амфи­театрах по стоимо­сти делились на пять категорий: от трид­цати до двух­сот тысяч сестер­циев. Колизей требовал, конечно , большего вложения денег. Напри­мер, еще при Траяне будущий император Адриан, заняв должность претора, устро­ил игры, на которые потратил два мил­лиона сестерциев. Правда, в эту сум­му, очевидно, вхо­дили затра­ты на приобрете­ние животных и подарки арителям. Возвращаясь к провинциальным представлениям, отметим, что даже при максимальной стои­мости игр на них могли высту­рпить в поединках не более сорока бой­цов, то есть они были сравнительно не­большими.

Если в дальнейшем хорошо обученный гладиатор, де­монстрируя на многих играх свои храбрость и ловкость, презрение к боли и смерти, завоевывал расположение народа, то, по тре­бованию публики, он мог получить свободу, символом которой служил специальный деревянн­ый меч - рудис. Эти «потерянные», по выражению Цицерона. но способные «завести толпу» люди вызыва­ли всеобщий интерес и восхищение повсюду - от рыночной площади до импера­торского двора. Юноши из знат­ных семейств приходили учиться у них фехтованию, сами импе­раторы нередко посещали гладиаторские школы. Женщины из аристокра­тических семей, под­вергая себя опасности насмешек, влюблялись в гла­диа­торов, увлеченные их силой и славой, даже если они не блистали особой красотой. Порой, этой страсти отдава­лись не юные девушки, а вполне зрелые женщины и ча­сто из высшего общества, такие как Эп­пия, жена сена­тора, кото­рую вывел в одной из своих сатир Ювенал :

... Что за краса зажгла, что за юность пленила

Эппию? Что увидав, «гладиаторши» прозвище терпит?

Сергиол, милый ее, уж давно себе бороду бреет,

Скоро уйдет на покой, потому что изранены руки,

А на лице у него уж немало следов безобразных:

Шлемом натертый желвак, огромный по самому носу,

Вечно слезятся глаза, причиняя острые боли.

Все ж гладиатор он был и, стало быть, схож с Гиацинтом.

Стал для нее он дороже, чем родина, дети и сестры,

Лучше, чем муж: ведь с оружием он!

Конечно, Эппия - вымышленное имя, но за ним стоят вполне реальные истории. Достаточно вспомнить уже упоминавшуюся Фаустину, жену Марка Аврелия, которая по одной из версий родила будущего императора Коммода от простого гладиатора. Возможно, след­ствием такого фа­натичного увлечения гладиаторами являются многочисленные светильн­ики с иаображени­ем сцен гладиаторских боев, помещенные в могилу знатной римлянки, открытую в 2000 г. на терри­тории Лондона.

Достаточно просмотреть надписи из одних только Помпей, чтобы убедиться, какой живейший интерес, не меньший, чем к современным спортсме­нам, киноартис­там и музыкантам, вызывали обитатели гладиаторских казарм: все знают их имена, карьеру, обсуждают подробности поедин­ков на арене и рисуют их на стенах, иногда сопровождая рисунки надписями, например: «Вот непобедимый Германик» или «Оффициоз бежал». Изображения гладиаторов мы видим на мно­гих фресках и мозаиках, их образы увековечены на вещах иэ повседневного обихода: посуде, светиль­никах и резных камнях, которые тысячами расходились среди поклон­ников захватываю­щих зрелищ на арене амфитеатров. Некоторым их даже клали в могилу. И все-таки можно было пользоваться печаткой или пить вино из сосудов с изображе­ниями гладиаторов и, в тоже время, прези­рать их ремесло. Выражая именно такого рода устояв­шееся мнение, поэт Ювенал считал гла­диа­торскую школу последней ступенью человеческого падения. Римские законы запрещали любому, кто хоть когда­-нибудь был гладиатором, занимать должности, связан­ные с управлени­ем или судопроиз­вод­ством. Когда хотели утешить человека, потерявшего сына, то гово­ри­ли, что его ожидало неопределенное и, может быть, мрач­нoe будущее: а вдруг он стал бы гла­диатором? Это бро­савшееся в глаза противоречие подчеркивал Тертулл­иан, когда писал: « Устро­ители и распорядители игр называют бесчестием и ли­ше­нием прав тех самых воз­ниц, актеров, атлетов, гладиа­то­ров, которым зри­те­ли отдают свои симпатии, а зрительни­цы, сверх того, и тело, рискуя погубить свое доброе имя и репутацию: им закрьгг доступ В Курию и на Ростры, в сенаторское и всадническое сословие, к каким-либо почетным долж­постям и наградам. Какое извращение! Они любят тех, которых наказывают; прези­рают тех, ко­го одоб­ря­ют; хвалят исполнение, а исполнителя позорят. Как стран­но бесче­стить человека за то самое, за что воздается ему честь. Вместе с тем, ка­кое признание в порочности зрелищ! Их исполнители, хотя и окружены любовью, не зря лишаются добро­го имени»